Плавучий город - Страница 82

— Однако за стенами этого дома время идет неумолимо, — продолжал Кен. — Либерально-демократической партии как главной политической силе в Японии пришел конец. — Он скорчил гримасу. — Туда им и дорога.

— Члены этой партии сыграли решающую роль в развитии страны, и я бы не стал так скоропалительно исключать их из нашего будущего.

— Я понимаю, что ты сочувствуешь своему старому другу Ёсинори, который попал в беду, — проговорил Кен, и в проницательности ему нельзя было отказать. — Но он всего лишь символ алчности и ничего больше.

— Ёсинори участвовал во многих схватках на разных фронтах, когда ты был еще ребенком, Кен. Именно благодаря ему и таким людям, как он, Япония сегодня сильна и является одной из ведущих мировых держав.

— Не только благодаря ему, но в первую очередь таким людям, как ты, дайдзин.

Усиба ничего не ответил. Этот парень умел быть крайне неприятным в общении. Порой невозможно было понять, верит ли он сам в то, что говорит, или просто хочет вызвать собеседника на оживленную дискуссию.

— Я тут готовил ленч, — сказал Кен, подкатывая свою коляску к кухонной стойке. — Хочешь перекусить со мной?

Усиба принял предложение Кена, и тот протянул ему тарелку и бутылку пива. Они устроились у овального дубового стола в левой половине кухни. В этом доме было много неяпонского, но западный и восточный стиль сочетались в нем довольно гармонично.

Некоторое время они ели молча. Усиба гордился тем, что Кену было хорошо с ним. Молодой человек говорил мало, он больше любил наблюдать, слушать и анализировать. Возможно, эти качества развились в нем из-за его болезни.

— Ну, как идут твои дела? — спросил наконец Кен. — Мне кажется, дайдзин должен быть знатоком политических игр, иначе трудно добиться положения и сохранить его.

— Если честно, все эти игры мне начинают надоедать. Слишком много распрей и схваток на разных фронтах.

— Да ты просто стареешь! — воскликнул Кен. — Такие люди, как ты, должны бы вести себя умнее.

— Не понимаю.

— Тебе следует вовремя убраться, — усмехнулся Кен, — пока ты не совершил фатальную ошибку и твоя собственная политика не раздавила тебя всей своей мощью.

Усиба сначала разозлился от подобной дерзости, но, немного подумав, понял, что Кен просто проявил заботу о нем. Он сказал Наохиро то, в чем он сам себе не смел признаться.

— Ты прав, конечно, — Усиба отодвинул в сторону тарелку, чувствуя, как у него снова начинает болеть желудок. — Когда правила игры меняются, охотник сам рискует стать жертвой.

— Звери рождаются, чтобы узнать вкус крови, — сказал Кен. Его рот был набит рыбой, рисом и имбирем.

Усиба улыбнулся.

— Когда-то так можно было сказать и обо мне.

— Это можно сказать о тебе и сейчас, если ты действительно очень хочешь получить награду в этой игре.

Усиба взглянул на молодого человека с нескрываемым интересом, потом спросил:

— Так ты считаешь, что вкус крови узнается при рождении?

— Вот именно. И впитывается с молоком матери.

Странная фраза. Что-то в голосе Кена заставило Усибу вспомнить, что Кисоко была сестрой Микио Оками и, должно быть, тоже узнала вкус крови при рождении.

— Так зачем ты приехал, дайдзин? — спросил молодой человек. — Судя по всему, тебе нужен совет моей матери. Какой червь гложет тебя сегодня?

— Кое-кто совершил ошибку, — осторожно начал Усиба. Кисоко знала о тайном членстве Наохиро во внутреннем совете, потому что она была сестрой кайсё, но Кен, конечно же, этого не знал. — Ужасную, непростительную ошибку, которую следует исправить.

— В каком смысле исправить — наказать?

Ничто не ускользало от этого парня.

— Да, наказать. Но мне это трудно сделать из-за... из-за моих взаимоотношений с этим человеком.

— Он заслуживает наказания?

— Вне всякого сомнения.

Кен кивнул, как бы принимая на веру приговор дайдзина.

— Тогда придумай наказание, достойное проступка.

— Хотел бы я что-нибудь придумать, но, честно говоря, ничего путного не приходит мне на ум.

Некоторое время они молчали. Наконец Кен покончил с едой и сказал:

— Пойдем со мной наверх, я покажу тебе кое-что.

В комнату Кена, которая находилась на втором этаже, они поднялись на лифте. В ней было светло и чисто. Отлично натертый деревянный пол блестел. Вдоль одной из стен были аккуратно развешаны большие мечи самураев, длинные ножи для совершения сеппуку, более короткие танго, а также иные виды оружия, известные лишь специалистам и коллекционерам. Некоторые из них Усиба видел впервые.

Кен подкатил к стене и с помощью сильных рук высвободил свое тело из инвалидной коляски. Сложив ноги в позицию лотоса, он стал передвигать тело, напрягая выпуклые мышцы и опираясь на кулаки. Его туловище раскачивалось вперед-назад подобно маятнику, и от этого его движения казались легкими и не требующими усилий, но Усиба знал, что это впечатление было страшно далеко от истины.

Кен уселся перед длинным низким комодом, открыл верхний ящик и вытащил оттуда круглый предмет, завернутый в шелк. Это был череп, отшлифованный временем до коричневато-желтого блеска. Периодически череп натирали воском, чтобы он не стал хрупким и ломким.

— Это череп, — сказал Кен, — Масамото Мусаши, которого я считаю лучшим бойцом, когда-либо владевшим холодным оружием, во всей истории Японии. Мусаши известен всему миру своей «Книгой пяти колец». Это книга семнадцатого века, в ней описана техника и стратегия владения холодным оружием. — Кен осторожно повернул череп. — И знаешь, самый близкий друг Мусаши отделил кожный покров и мышечные ткани и продал череп. У него ничего больше не было, чтобы как-то просуществовать.