Плавучий город - Страница 89

— Вы имеете в виду личный автомобиль? Нет, меня подвез таксист, но я его отпустил. — Он посмотрел на мокрую заснеженную улицу. — Не могу ли я попросить разрешения воспользоваться вашим телефоном, чтобы вызвать такси?

Женщина заколебалась, потом осмотрела Кроукера с ног до головы и, наконец, произнесла:

— Подождите здесь.

Она ушла, оставив дверь на цепочке. Когда стук ее каблучков удалился, детектив быстро вытащил моток изоляционной ленты, который дал ему Мэйджор, и, оторвав от него кусок, заклеил им засов замка входной двери, чтобы он не мог закрыться.

Женщина вернулась через минуту.

— Сейчас за вами придет такси.

— Большое спасибо, мисс... — но дверь уже захлопнулась перед его носом, Кроукер спустился вниз по ступенькам и, нахохлившись, стал ждать машину. Он не знал, следит ли за ним хозяйка дома, но не стал рисковать. Когда такси подъехало, он велел водителю отвезти его на Итон-террас. Но уже через квартал остановил машину, расплатился и поспешно зашагал вверх по улице сквозь дождь и снег. Он добрался до начала Итон-сквер и, держась в тени, стал бесшумно подкрадываться к подъезду белого дома. Затем, затаив дыхание, повернул ручку входной двери и, бесшумно проскользнув внутрь, отклеил ленту с засова замка.

Осторожно прислушиваясь, он двинулся по вестибюлю. Внутри дом оказался совсем иным, чем это можно было представить снаружи. Никакой вычурной мебели, подсвечников в стиле викторианской эпохи, никаких изысканно украшенных каминов. Напротив, весь интерьер был выдержан в холодном современном стиле с преобладанием черных, белых и серых тонов. Всюду были четкие линии и прямые углы. Все подчинялось законам геометрии и симметрии. Почти все предметы были парными, как зеркальные отражения. Хотелось украсть что-нибудь или переставить на другое место, чтобы нарушить установленный порядок вещей.

Кроукер подошел к винтовой лестнице, которая была сделана из черного кованого железа. Где-то тикали настенные часы. Сверху доносились приглушенные голоса. Детектив снял ботинки и стал подниматься по металлическим ступеням, обладавшим способностью усиливать малейший звук. Голоса зазвучали яснее — разговаривали две женщины. Поднявшись по лестнице, он остановился, разглядывая коридор, ведущий в двух направлениях. С каждой стороны было по четыре двери, расположенных абсолютно симметрично. Из последней комнаты в коридор падал свет. Прокравшись до конца коридора, Кроукер открыл дверь противоположной комнаты. Там было темно, и он ждал какое-то время, пока его глаза не привыкли к темноте. Увидел кровать, туалетный столик с зеркалом, и дверь в боковой стене. Через нее он прошел в просторную ванную комнату. Всюду был мрамор и зеркала. В дальнем конце ванной комнаты была еще одна дверь. Детектив приложил к ней ухо. Затем, слегка повернув дверную ручку, потихоньку приоткрыл дверь в соседнюю комнату и увидел, что чья-то тень движется в свете лампы. Веспер? Нет, кто-то еще. Быстро промелькнувшее лицо женщины показалось ему знакомым. Кроукер видел, как ее тень двигалась по стене. Потом женщина протянула руку к двери в ванную комнату и открыла ее настежь. Это была Челеста, сестра Маргариты.

Ёсино

Горы Ёсино были святым местом, Именно там из века в век появлялись герои, они вырастали в крови и страданиях; туда ямабуси совершали изнурительные паломничества по крутым склонам; именно там все еще живо было Сюгендо — трепетное синкретическое соединение синтоизма и буддизма — несмотря на все усилия двухсотлетнего правления сёгуната Токугавы, направленные на его искоренение. Токугава, одержимый идеей власти и уничтожения всех мыслимых врагов, реальных и воображаемых, отдавал предпочтение формализму, присущему буддизму. Если бы все японцы были буддистами, их бы зарегистрировали в храмах по месту жительства; следовательно, за ними было бы легко следить. Синтоизм не предъявлял таких требований к своим последователям. Немногочисленные узы, накладываемые на верующих, были продиктованы сменой времен года и духом ками, обитавшим на территории, где был построен храм Синто. Для Синто не существовало ни Бога, ни Будды; это учение признавало лишь существование неких духов-стражей, которые жили в каждом атоме вселенной.

Склоны гор Ёсино были сплошь покрыты вишневыми деревьями — считалось, что их было сто тысяч, — чьи прелестные цветки нежнейшего бледно-розового оттенка в течение трех весенних дней являли собой самое величественное и одновременно трогательное зрелище во всей Японии. Именно туда, в горы Ёсино, японские императоры веками совершали паломничество, чтобы воздать хвалу горному ками, и именно туда привели Николаса и Тати сведения, полученные ими от помощника оябуна якудзы по имени Кине Ото, известного также как Зао.

— Сюда Зао приводил Павлова к человеку по имени Ниигата, — сказал Николас, поднимаясь вместе с Тати по узкой горной дороге. В это время года Есино был окутан таким густым туманом, что его вершины, казалось, упирались прямо в небо.

— Зао говорил, что Ниигата что-то вроде отшельника, и к тому же он стал монахом Сюгендо.

— А до этого кем он был? — спросил Сидаре.

Николас заметил: Тати почему-то не все помнил, о чем говорил Зао на допросе, и пояснил:

— Физиком-ядерщиком. Странно для отшельника, но это так. Ниигата вернулся в Японию полгода назад после длительного пребывания во Вьетнаме.

Сидаре, следивший за дорогой, повернулся к Николасу, и в это время машина сильно накренилась в сторону.

— Осторожно, Тати! — попросил его Николас.

— Значит, он был во Вьетнаме? — начал рассуждать вслух Тати. — Может, это как-то связано с Плавучим городом?