— Я проснулась? — спросила Сейко.
Он откинул с ее лба влажные волосы и поцеловал.
Ее глаза наполнились слезами. Прикрыв обнаженную грудь руками, она отодвинулась от него и тихо сказала:
— Прости меня. Я была как в бреду, сама не понимала, что делаю. Мне нет оправдания...
Он положил руку ей на бедро и почувствовал, как она вздрогнула и, тихо вскрикнув, снова от него отстранилась.
— О Будда, что со мной происходит? — она заплакала. — Я так хотела, так отчаянно хотела тебя, что могла убить, могла бы сделать что угодно... Со мной такого еще никогда не бывало...
Он зажал ей ладонью рот, притянул к себе и начал нежно укачивать.
— Я тоже это чувствовал, еще в тот вечер в аэропорту.
Сейко прижалась к Николасу, и он вдруг понял, что они одно существо, единое целое, и это было опасно. Нельзя позволять себе, чтобы тобой овладела эта волшебная сила, она может лишить воли, расслабить, укачать в своих сладких объятиях. Ему же надо собраться, сосредоточиться и быть готовым к борьбе. Но Сейко представляла для него еще одну ценность — она была самой надежной ниточкой к Абраманову и к тем людям, которые имели отношение к убийству Винсента Тиня.
Пока он принимал душ и отдыхал, Сейко сходила на базар, который был открыт всю ночь, принесла фруктов, овощей и огромную картонную коробку горячей лапши, а также кое-какую одежду для него: несколько комплектов нижнего белья, брюки цвета хаки, белую сорочку, пару крепких уличных ботинок, две пары носков и куртку военного образца. Она обжарила овощи на кунжутовом масле, и они позавтракали в кухне, которая выглядела так, словно ее перенесли сюда из американского дома, построенного в начале семидесятых. Оба проголодались. За едой они помалкивали, изредка поглядывая друг на друга.
— Тебе следует кое-что объяснить, — сказал наконец Николас, отодвигая от себя пустую тарелку. — Я слишком многого о тебе не знаю.
— В таком случае начнем с того, на чем кончили.
— Обо мне ты знаешь довольно много — то, что я ниндзя и при этом тандзян. Ты позаботилась о том, чтобы узнать о Жюстине и моих отношениях с ней.
— Да, признаю свою вину.
Без макияжа Сейко выглядела еще привлекательнее; выражение ее лица стало мягче, создавалось впечатление, что перед ним сидела невинная девочка. Но он постоянно чувствовал их взаимное притяжение, словно они были связаны невидимыми путами.
— Я хочу попросить тебя сделать кое-что... необщепринятое, — продолжил Николас.
Она усмехнулась:
— Разве мы уже не сделали этого?
— Но я хочу заглянуть в тебя еще глубже, быть может, ты обладаешь даром провидицы? Ведь ты же знала, что мы будем вместе...
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Нет у меня такого дара, не бывает видений или предчувствий. Были видения, только связанные с тобой.
— Дай мне, по крайней мере, проверить, Я ведь тандзян и многое могу увидеть.
— Что, например?
— Пока не знаю.
— Можешь узнать мое прошлое или будущее?
— Такой силы у меня нет. И нет ни у кого. Дай мне свои руки. Не бойся.
Он почувствовал, как она расслабляется по мере того, как его духовная энергия вливается в нее. Ее мозг погружался в глубокий сон. Проникнув в глубь ее существа, он увидел, что Сейко не обладает силой озарения. Для того чтобы научиться и овладеть этой силой, ему придется найти Оками. Он отпустил ее руку, и глаза девушки медленно открылись.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Я ... чувствую себя хорошо. Ты нашел то, что искал?
— Нет.
— А что ты можешь сказать о моей жизни?
— Я о ней знаю не больше, чем прежде. Я уже говорил тебе, что не умею читать мысли.
Она кивнула и отняла свои руки.
Он с любопытством взглянул на нее.
— Ты совсем не похожа на ту женщину, которую я нанимал.
— В Токио я была японкой. — Сейко поднялась с места, чтобы вымыть тарелки. — Здесь же, в Сайгоне, я становлюсь вьетнамкой.
— Ты сказала, что у тебя отец — вьетнамец. Он еще жив?
Молодая женщина поставила кипятить воду для чая, взяла фруктовый нож и стала очищать плод.
— Да. Он политик, хотя это слово не вполне подходит в данном случае. Вьетнамская политика настолько тесно сплетается с торговлей, продажей услуг тому, кто больше заплатит, с переменой идеологии при малейшем намеке на переворот, что само слово утратило общепринятое значение. — Она оторвала взгляд от плода и как-то странно поглядела на Николаса. — Мой отец работал на многих разных людей. Он ловкий, что и помогло ему выжить и процветать так долго.
— Не потому ли Ван Кьет выполняет твои приказы?
— Отчасти. — Она аккуратно очистила плод. — Но я достаточно влиятельна здесь и сама по себе.
— Что тебе известно о той женщине, которая была со мной и погибла?
— О Бэй? Я ее знаю. Ее многие тут знают как представителя одного международного агента по продаже оружия.
— Она рассказала мне, что была независимым посредником.
Сейко с вызовом рассмеялась.
— Это Вьетнам. Ни одна женщина здесь не может быть независима. И нет у нее никакой власти.
— У тебя, кажется, есть.
— Но я никогда не говорила, что независима. Даже при влиянии, которым пользуется мой отец, такое было бы невозможно. — Сейко нарезала ломтиками коричневое яблоко, разрезала на продольные ломтики банан и все это уложила на тарелку вместе с другими фруктами. — Здесь у женщин нет никаких прав. Даже если они заслужат какое-то уважение, его оказывают неохотно и очень недолго.
— Итак, у тебя два работодателя: «Сато интернэшнл» и...
— Я работаю на человека по имени Сидаре, у которого здесь разнообразные интересы.